Из старенького. Точка

Живопись не случайно называют царицей искусств. Обычный кусок ткани или лист бумаги с тонким слоем краски способен заворожить человека, заставить его замереть на месте, заблудившись в закоулках выдуманного мира. Каждый мазок, каждый предмет, каждая деталь, словно магнит, притягивают взгляд по порядку, не выпуская глаз за пределы полотна. Совершенство – вот к чему стремится каждый художник с самого раннего возраста.

Впрочем, такая замкнутость далеко не всегда и не всем подходит. Есть люди, любящие изломы, разрывы и сращивания в самых неожиданных местах. Для них поход в картинную галерею, наполненную классическим полотнам, равносилен визиту к стоматологу без обезболивающего.

- У меня клаустрофобия, - всякий раз говорил мой брат, когда его заставляли изучать великие творения человеческого гения. – Все равно, что застрять в лифте и разглядывать одни и те же рекламные объявления.

«Страсть» к замкнутости приводила лишь к тому, что в художественной школе преподаватели сообща признавали его бездарем. Историю искусств он высмеивал, композицию оспаривал, вместо груш рисовал дыни, а попугаев заменял кабачками. Смотреть на его картины было занимательно, но создавалось впечатление, будто они не дорисованы.

В жизни тоже братишка предпочитал все испорченное, даже сыр ел только слегка подпорченный. Можно было бы подумать, что это специальный сыр с благородной плесенью, но увы, это был вообще любой сыр, даже плавленый. В сорокаградусный мороз навстречу прохожим, кутавшимся поглубже в шубы, шарфы и шапки, брат шел в кроссовках с драной подошвой и в легкой спортивной куртке с вырванным с мясом воротником!

Казалось бы, обычный кич… Сегодня вызов общественному мнению не такая уж и редкость. Слишком много по улицам ходит людей с разукрашенными лицами, странными прическами, в черной одежде, увешанных пирсингом - все это уже не ново. Можно сказать даже скучно. Поэтому единственный человек, который обращал на подобное поведение внимание – это мать, которую волновало здоровье старшего сыночка. Помню наше раннее детство: пока меня отец хвалил за успешно построенную пирамиду, брат получал от матери на орехи за трояки. Учился он неважно, но уговорить его бросить художественную школу так и не получилось, хотя и там он тоже не блистал.

Обучение живописи построено таким образом, что рано или поздно все ученики, придя с разным видением мира и разными умениями, начинают рисовать примерно одинаково. Рисунок, живопись, и композиция задают очень жесткие рамки. Но все эти важные уроки пошли мимо брата, который даже не пытался преодолеть свой страх замкнутых полотен.

Много лет после школы он упорно продолжал писать свои «шедевры» на чердаке нашего дачного домика, прячась от нужды за юбкой местной бизнес-леди, служа у нее водителем. Все вокруг судачили о его безрассудстве и житейской глупости, из-за которой вместо учебы он услужливо открывал двери, подавал ручку и прочим образом ублажал разукрашенную мадам. «Вряд ли ему что-то лучшее в жизни светит», - часто вздыхала мать – «А ведь был такой талантливый ребенок, до художественной школы все учителя хвалили». Но в один прекрасный день его упорность и усилия были вознаграждены.

Это произошло теплым майским вечером, когда моя дипломная работа подходила к концу, радостно помахивая новенькими корочками. Буквально за две строчки до победной черновой точки раздался бешенный стук в дверь. На пороге стоял щупленький дядечка и тоненьким голоском попросил его проводить в мастерскую брата, мол, он подумывает приобрести пару картин.

- Странно, откуда Вы знаете, что он вообще пишет? – спросил невежливо я, даже не поздоровавшись. Подобные типы никогда не заглядывали в наш богом забытый поселок. Только такие же дачники как мы, а мы не ходим по грязным улицам в костюмчиках рядом с коровьими лепешками.

- Такая у меня работа – ищу таланты и получаю процент, - ответил спокойно посетитель и даже глазом не моргнул.

Честно говоря, на секунду я растерялся. Обычно мы не поднимались на чердак из опасения напороться на осиное гнездо, которых в прежние времена там было очень много. Ну и еще в пику горячему желанию брата показать нам свои картины. Под «нам» я подразумеваю себя и своих друзей, бывали ли там родители мне  неизвестно. «Но ведь в конце концов он же не запрещал свои произведения никому показывать!»  - решил я и проводил незваного гостя. Не последнюю роль в моем решении сыграло желание посмотреть, как вытянется лицо искателя талантов, когда он посмотрит на братнины «шедевры».

В мастерской было, мягко скажем, не прибрано. Старый диван сверкал ржавыми пружинами, книги и альбомы валялись то тут, то там, раскрытые и местами облитые кофе. Черные осиные гнезда превратились в держатели для кистей, а прямо по среди комнатушки возвышалась гора сломанных мольбертов (что с ними нужно было такое делать?!).

«Ага! – подумал я, глядя на ярко освещенный свежеподготовленный холст. – Ясно, почему кухню заливает, кто-то нарочно сделал дырку в крыше, чтобы удобнее было рисовать. И этот кто-то совершенно не подумал о том, что заливает кухню во время дождя! Обязательно надо переговорить об этом с отцом».

Звонко ступая по россыпи высохших акварельных красок, сухонький дядечка проворно прошмыгнул к беспорядочной куче холстов в темном углу комнаты.

- Если Вы не возражаете, пойду доделывать свою работу, - сообщил я и вышел, не дожидаясь ответа. «Все равно ничего не понимаю в этой мазне. А если чего и стырит пройдоха, все равно брат не заметит».

Через три недели после прихода неожиданного визитера в нашей квартире поселился настоящий хаос. Никогда не видел брата таким воодушевленным. Он словно летал по воздуху, повторяя бесконечно: «Выставка! Персональная! У меня!». Но еще больше поражали родители. Они от руки писали приглашения всем знакомым и упаковывали в древние почтовые конверты! Мать придумывала экзотические закуски, а отец договаривался со старым знакомым из багетной мастерской о небольшой скидке, хотя картины намеренно были без рам.

За этой суетой все словно забыли обо мне и том, что через месяц у меня будет высшее образование, через два хорошая работа, а он как был так и останется водителем, не смотря на свою персональную выставку.

Брат с детства был неудачником! Оценки едва-едва позволяли ему переходить не остаться на второй год в классе, а он целыми сутками бродил по дворам в поисках самых странных мест и вещей. То притащит алюминиевую банку из-под газировки, как-то по особенному сжатую, то сфотографирует обглоданный куст акации, то приволочет драного котенка, чтобы сделать слепок его лапы. Сколько раз он орал, когда мать выкидывала что-нибудь из его драгоценного мусора.

И все же на дни рождения и прочие праздники брат получал больше внимания и лучше подарки! А ведь я круглый отличник, к тому же младше его. Все мыслимые законы психики нарушены были в нашей семье. Но выразить свое неудовольствие кому-нибудь я просто не успевал, меня не замечали. Так и сейчас! Не смотря тяжелую преддипломную пору, все ринулись помогать брату, радовались, обнимались, оставляя за бортом мои переживания по поводу предстоящей защиты.

Может, именно поэтому стоя перед комиссией, я задыхался от волнения. Слова путались, ноги дрожали, каждый вопрос был подобен порезу, который нужно было правильно и аккуратно зашить, чтобы избежать заражения. Может это страх? Вряд ли! Перед этими людьми я выступал далеко не в первый раз, каждое выступление было уверенным и настойчивым. Но в тот день из моего рта выходили только нечленораздельные звуки. Мысли витали где-то далеко в галерее, где мой брат активно спорил с администратором выставки.

- Эту картину надо повесить прямо в центре, - говорил щупленький нежданный гость – владелец галереи.

- Она совершенно не вписывается в общую концепцию. Посуди сам: везде используются мрачные синие, фиолетовые, черные цвета, а тут вдруг откуда ни возьмись… - возражал брат.

- Активный красный цвет, цвет страдания! В этом и заключается главная ее ценность. Это точка.

- Которая означает конец карьеры?

- Как раз наоборот – самое ее начало.

«Ненавижу его вместе с картинами и прочей дребеденью! Хоть бы…» - злился я по дороге домой. Позорная пятёрка за «предыдущие заслуги» стала самым страшным наказанием в жизни. «Идеален во всем», - вот что я мечтал услышать напоследок. Но все рухнуло из-за жалкого случая. На первое место вышел мой брат со своей дурными «шедеврами».

Свернувшись клубком в коридоре как кот, я весь первый выставочный день провалялся в гордом одиночестве. Они пили шампанское и слушали музыку, слушали поздравления, но здесь в полумраке царила тишина и покой. Только злость и слезы были моими друзьями. Собрав всю волю в кулак к приходу родных, я разбросал по всем комнатам газеты с помеченными вакансиями и принялся разглагольствовать по поводу интересных предложений. Но никто меня слышал.

- Все картины раскупили в первый же день! – сообщил отец. – И наметилась парочка заказов на новые. Того и глядишь мой старший сын станет звездой.

- А с каким интересом юные девушки кружились вокруг! Того и гляди мы станем бабушкой и дедушкой…

«Держи карман шире, - подумал я и решил во что бы то ни стало доказать всем, что не лыком шит. – Вот найду престижную работу, буду зарабатывать больше всех в семье и тогда посмотрим». Смущало в плане только то, что почти во всех объявлениях была пометка: «Опыт работы от 3 лет», а где может взять этот самый опыт только что получивший диплом молодой специалист?

В то время как брат, став официально художником, закрылся на чердаке, творя шедевры, я вынужден был мотаться по всему городу, ища хоть какую-нибудь работенку. Места с приличной зарплатой отпали спустя пару «Мы перезвоним Вам позже». Сначала еще теплилась надежда, что перезвонят, но с течением времени слова эти превратились в привычный городской гул. «Опять провал», - всякий раз думал я, все сильнее падая духом.

В голову заползла змеей идея устроиться грузчиком, лишь бы позорно не сидеть дома. Она шипела, грозилась ядовитым зубом и ни в какую не хотела отпускать. Что угодно, лишь бы не ничего! Стыдоба да и только: брат без образования заработал за полгода на новенький автомобиль, а я с красным дипломом самого престижного университета вынужден жить за счет родителей.

Бросив искать работу только по специальности, я попал на собеседование в небольшую IT-компанию. Обычное заполнение анкеты внезапно было прервано кругленькой дамочкой в странной шляпке на бок. Она буквально вкатилась в офис, помахивая сумочкой, похожей на веер из страусовых перьев. Пролетая вприпрыжку мимо меня, она попросила следовать за ней.

- Ну-с, молодой человек, немного поболтаем! – мило улыбнулась она, зашвырнув правую туфлю под стол, а потом открыто улыбнулась. Думаю, ее можно понять. Мои глаза в тот момент напоминали неподвижностью рыбьи, так я удивился увиденному. Казалось, серьезная контора и сотрудники должны быть такими же, но нет! – Сегодня у меня крайне неудобная обувь, - пояснила она и с комично-серьезной миной села за стол.

Собеседование мало напоминало предыдущие. Помпушку мало интересовали мой опыт работы, знания, навыки. Первые полчаса мы разговаривали про ручки, которые жутко важны для престижа. Потом речь зашла о новом фитнес-центре, она с увлечением рассказала о своих занятиях по аква-аэробике. Хм, судя по фигуре… Ну да ладно, лучше смолчу. Уже раскланиваясь, я вдруг обратил внимание на календарь, все это время стоящий у моего носа.

- Какая жутко знакомая картина, - бурчание собственного голоса показалось далеким-далеким. Пятая точка невольно вернулась на нагретое место.

- Это произведение называется «Точка».

- Странное название для такой банальной сценки.

- Вам бы стоило сходить в галерею, там она выглядела еще более нелепо, - хитро улыбнулась моя собеседница. – Выставка уже закрыта, но я могу договориться, чтобы Вам показали каталог. Организатор – один из моих ближайших друзей.

- Спасибо большое, - ответил. – Я лично знаю автора этой картины.

«Как так? Всю жизнь, не смотря на хорошие отметки по учебе и хвалебные отзывы, я был в тени. Родители, девушки, друзья – все бегали вокруг него, а он…»

Соблюдая все доступные на тот момент приличия, я вышел из здания и тут же со всего размаху ударил кулаком о стену. Боли было недостаточно?! Свернувшись в яростный клубок, я успокаивал себя в привычной темноте коридора. «Ненавижу, ненавижу», - одна и та же мысль навязчиво пульсировала в правой половине головы. «Ненавижу, презираю, надоело», - слова постепенно накладывались на какую-то давно забытую мелодию, усыпившую и успокоившую меня.

На следующий день вечером на чердаке меня встретили только тишина и паук, с треском плетущий паутину. Вокруг старого дивана наматывал круги маленький породистый щенок – недавнее семейное приобретение. Брат пришел чуть позже.

- Ты выставил мою картину, - с едва скрываемым ядом произнес я.

- Может быть, - ответил он.

Язык прилип к гортани.

- Не может быть, а точно. Зачем ты это сделал?

- Она идеально разрушала приторную гармонию выставки, - его усмешка заставила все волосы на моем теле встать дыбом.

- То есть ты сознательно выставил меня на посмешище ради собственной жажды славы?

- Знаешь, если кто и смеялся, то не над тобой, а надо мной. Никто не знает настоящего автора и не узнает никогда.

Я развернулся и, хлопнув дверью, вышел.

Обиднее всего было то, что картина много значила для меня. Она была воспоминанием о тех днях, когда ребенком я ходил в фотоклуб, учился ловить свет, захватывать интересные кадры, готовить их к печати и размещать в местной детской газете. Во время одной из репортажных вылазок, я наткнулся на полуодетую соседку, выгоняющую трех своих детей на улицу. Кадр вызвал целую бурю в нашем дворе, из-за чего разъяренная тетка обещала прибить того, кто осмелился сделать этот кадр. Пришлось просить руководителя скрыть мое авторство.

После этого случая заниматься фотографией больше не хотелось, а потому много лет негативы пылились в детской на шкафу, пока однажды не исчезли вместе со старыми игрушками. Я был уверен, что их выбросили на помойку. Но на самом деле брат превратил мою фотографию в картину, точь-в-точь повторив каждую линию, сохранив цвета и прочее.

Стыд! Вот что первое вспомнилось, как только мелькнул перед глазами старый сюжет. Обида и злость, зависть и презрение. Буря эмоций захватила меня. Оставалось только понять, зачем он использовал именно мою фотографию, и почему именно она находилась на календаре, а не какая-нибудь другая!

Весь следующий день я посвятил знакомству с братниной выставкой. На всех обложках, календарях и прочем офисном мусоре был именно этот злосчастный кадр, в то время как все прочие были гораздо благовиднее и выглядели куда более гармонично и спокойно, чего от него ну никак не ожидалось.

- Вы знаете, молодой человек, - сказал щупленький дядечка, по совместительству неожиданный визитер полугодовой давности, - ведь это я уговорил Вашего брата выставить этот шедевр! Он-то и сделало ему имя.

«Хм… - подумал я. – Значит, моя фотография принесла успех».

- Но ведь все остальные картины совершенно другого плана. На них даже людей нет, только движущиеся автомобили без водителей или с тонированными стеклами. Как Вы отважились?

- Все очень просто. Посмотрите на фотографии!

Полотна были расположены в круглой зале так, что взгляд, невольно переходя от одной к другой, обращался к этой незатейливой сценке с разбегающимися в разные стороны перепуганными детьми. «Жуткий лифт-центрифуга», - мелькнуло в голове, так наверняка назвал брат эту экспозицию.

Ну как отнестись к этой странной ситуации? На тот момент я просто был в растерянности, а спустя пару дней и вовсе обо всем этом забыл. Новая работа оказалась не только прибыльной, но и очень интересной (круглая тетушка все-таки сдержала свое обещание и перезвонила). Жизнь закрутилась каруселью, одни впечатления сменялись другими, пришлось даже начинать получать второе высшее образование. Программирование оказалось для меня гораздо более интересным и увлекательным занятием, чем бухгалтерское бумагомарательство.

Спустя пару лет я познакомился с симпатичной девушкой и наши отношения постепенно стали приближаться к той самой точке, когда возврата в привычное одинокое существование уже быть не могло. Мы ходили в кино, на двоих ели одну пиццу в маленькой кафешке рядом с ее общежитием, играли в теннис… и темная прихожая все реже и реже видела меня, свернутого в комок. Злость и тайное желание отомстить «за позор» остались где-то в далеком прошлом, пока однажды брат снова не всплыл в моей жизни.

Дело в том, что пока я переучивался, крутил роман и наслаждался жизнью, он стал известным художником, мотался по заграницам, участвовал в новомодных выставках. Говорят, даже выставлял свой мусор напоказ в стиле современных «тенденций». Судя по редким письмам счастья ему это не приносило. Чем дороже становились его полотна, тем сильнее он отстранялся от людей. Успех ради успеха высушивал душу, погружая все его существо во мрак одиночества.

Пока он был простым водителем, каждый день он мечтал о том прекрасном дне, когда в городе его будет узнавать каждая собака. Но вместе со славой пришло отчуждение. Зависть, злословие и сплетни отдалили его от семьи, бывших друзей, знакомых. Даже соседи по площадке перестали здороваться в те редкие минуты, когда они умудрялись сталкиваться друг с другом в лифте. Только мать продолжала ему давать свои наставления, а отец отправлять поздравления с каждой новой выставкой.

Большую часть времени он проводил на чердаке, превратившемся со временем в рассадник паутины. Уже и ульи появились новые, и диван местами развалился как старый трухлявый пень, и дырка в потолке увеличилась раза в три, а брат все сидел на полу напротив своего нового холста и думал, думал, думал, пока все окончательно о нем не забыли.

Обнимаясь с Полиной, я иногда вспоминал о нем, о его странном поступке и своих старых фотографиях. В такие минуты хотелось пойти, найти его и крепко-крепко обнять. «За что?» - спросите вы. Все очень просто: в тот вечер в его глазах я увидел скуку и опустошенность. Пусть никто не знал автора сюжета-«победителя», но истинное авторство тревожило его.

Все эти мысли однажды привели меня на чердак, в глубине которого в лучах воспаленного солнца купалась очередная моя детская фотография. На ней два бездомных пса не знали, то ли радоваться встречи, то ли подраться. Она напомнила мне о детстве, когда мы дрались за одну игрушку, и я побеждал, хоть и был намного моложе. Боже, я ведь всегда был впереди, все делала наверняка так, чтобы он стался в пролете. Даже сейчас изюминками среди его картин были те, что основывались на моих старых фотографиях.

«Прости меня, брат, - обратился к небу мой внутренний голос. – Как я могу искупить перед тобой свою вину?»

- Знаешь, когда-то мы были друзьями. Вместе ходили на рыбалку, играли в снежки, ловили стрекоз, знакомились с новыми ребятами в соседних дворах. А потом ты выпросил у родителей фотоаппарат и сутки напролет проводил в поисках приключений. Эти поиски были такими успешными, что родители совершенно забыли про меня, оставили наедине с собственными мыслями. И я отправился в собственное путешествие, которое оказалось куда менее интересным, чем твое, - его голос звучал тихо и ровно, словно речь шла о простых бытовых вещах, таких как перекошенный забор или неудачно выложенная дорожка. – Негативы скоро закончатся и я начну свое собственное путешествие как ты начал свое, в очередной раз опередив меня.

- Мы можем отправиться в него вместе, - мой ответ что-то в нем пробудил. – Нам пора перестать состязаться друг с другом и вернуться туда, где мы были товарищами.

- Пора, - улыбнулся он. Наш уговор скрепило рукопожатие.

Спустя неделю мы уже вместе насаживали шашлыки на шампуры. Вокруг суетились родители и две наши чудесные женщины. Пес заливисто лаял на белок, призывно машущих хвостами.

- Мне вчера вдруг пришло в голову,- сказал он, вытаскивая палкой из золы запеченную картофелину, - что можно преодолеть мой страх, расширив композицию так, чтобы лифт превратился в огромную залу. А самыми значимыми частями должны быть бесконечные зеркала, отражающие бесконечность мира, но не отпускающие зрителя никуда!